Читаем без скачивания Бабий век — сорок лет - Елена Катасонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двадцать восьмого вечером был устроен торжественный смотр игрушкам — домик, как всегда, победил. Максим притащил смешную огромную обезьяну: вырезал откуда-то рожицу, наклеил на плотную, в три слоя бумагу. Глаза и нос обезьяны золотились от мишуры.
— Галкин предок! — заявил он и нахально потребовал, чтобы обезьяну водрузили на самый верх вместо старинной звезды, которую в этом доме хранили и берегли.
Максимовы претензии дружно отвергли, и после долгих препирательств, возмущаясь и протестуя, он согласился все-таки поместить обезьяну рядом с медведем, под елку.
Елку наряжали долго и тщательно — из магазина были только лампочки, звезда, серпантин. Нарядили, зажгли лампочки и посидели тихонько, глядя на творения рук своих в синем, зеленом, оранжевом свете. А сходить в парикмахерскую Даша так и не собралась. Да и куда идти, под Новый-то год? Это же день угрохать! Даша принимала зачеты, ей было не до стрижки, не до прически. Придется Игорю лицезреть Дашу такой, какой стала она к своим сорока. Надо только подкраситься (тени и прочее есть у Гали) и решить вопрос с платьем: строгие юбка и блуза или вечернее, длинное, привезенное с Бонд-стрит, узкой лондонской улицы, где покупают табак и трубки английские снобы. А Даша, неимущая туристка с десятью фунтами в сумочке, взяла да и купила черное вечернее платье за бешеные деньги — двенадцать фунтов: пять подбросила Инна Власова.
Инна окончила МГУ, вышла замуж за англичанина — стажировался у нас на филфаке, — жила в Лондоне и, конечно, встретилась с Дашей. Они провели вместе весь день — сходили в кино, посидели в итальянском ресторане, посмотрели в подвальчике выставку Шагала и Татлина, а потом Инна сказала:
— Давай купим тебе что-нибудь.
Даша собиралась купить брюки и длинный джемпер (такие тогда только входили в моду), но увидела вечерние туалеты — близилось рождество, платья, одно другого великолепней, висели рядами — и решилась разом. Она и не представляла, что может, оказывается, такой быть красивой, сразу — выше, изящней, ну просто другая женщина стояла перед ней в зеркалах. Да еще продавщица, элегантная молодая дама, вся в шелках и духах, носила и носила платья, Даша, воспитанная нашим суровым сервисом, никогда бы и не посмела обмануть ее ожидания.
— Дань, дорого, — пыталась удержать ее Инна. — За эти деньги мы с тобой свитер, брюки да еще туфли купим!
— Нет, ты пойми, — Даша не отрываясь смотрела в зеркало, — когда праздник, то я как Золушка. Портнихи нет, времени нет, нет, Инка, сил…
Инна махнула рукой:
— Давай! Мечты должны сбываться!
И Даша купила платье, в котором была королевой, а на оставшиеся гроши — куколку Гале и что-то Вадиму. Прилетела обновленная, переполненная прекрасным городом, в котором прожила целую жизнь — девять дней! — а дома ее ждал сюрприз: Вадим сообщил, что уходит. Так и не надела Даша английское платье, в горестях своих про него забыла, а когда вспомнила, то решила, что и надевать не стоит, потому что оно несчастливое.
Шло время, но платье по-прежнему оставалось в моде, английский классический стиль себя оправдал: на все возрасты, времена, на любой вкус и любую фигуру… Нет, страшно, этот наряд обязывает, он не для домашнего Нового года, тем более когда ты одна, без мужчины: к такому платью спутник просто необходим.
Тридцать первого пришлось ехать на факультет: лентяи и неудачники сдавали хвосты. Студенческий народ хитер, рвется отделаться от хвостов под самый Новый год — кто ж не поставит зачета? Поворчат, а поставят, да и спешат все домой — отдохнуть, отоспаться. Ну, Даша у всех чохом и приняла, да они, в общем, кое-что знали. Приехала, помогла маме, отдохнула, а вечером стала собираться к Свете.
Надела узкую черную юбку, полотняную кофту-рубаху, маленькое замшевое фигаро, накинула халатик, намазала лицо кремом, промокнула крем бумажной салфеткой и уселась перед зеркалом. Галя немедленно возникла рядом.
— Мам, можно я тебя накрашу? — попросила она. — Ну мамочка, миленькая, можно? Ты не умеешь…
— Кыш, — шикнула на нее Даша. — Притащи лучше тени и не глазей под руку.
Галя тени, серебристые, для Дашиных серых глаз, принесла, ворча, удалилась: мало того, что самой не дают краситься, уж и мать родную подкрасить нельзя, совсем заели. А между прочим, это ее тени, ей подарили на день рождения, нечего конфисковывать…
Она удалилась, а Даша, восприняв краем уха Галину воркотню, тут же отбросив ее как не имеющую под собой основания, принялась за дело.
Как все-таки здорово, что есть для кого мазать ресницы — и без того черные, они превращаются в нечто томное, роковое, — какое наслаждение не спеша, с чувством, водить по губам душистой помадой, оттенять тоном глаза, чуть касаться пушистой кисточкой щек — так теперь пудрятся.
Даша трудилась долго и с удовольствием. Потом, отстранясь, оглядела себя критически и осталась довольна. Великое дело — косметика.
4
Света велела приехать пораньше: помочь с салатом, а главное, поболтать, пока нет никого. Они и болтали, и салат сделали, а потом Даша соорудила Свете прическу — Света ворчала, что долго, медленно, что жгут щипцы и сколько можно ее терзать. Через час прибыл Женя с огромной сумкой — отвозил ребят к матери, от нее приволок здоровенные банки: соленые огурцы, квашеную капусту, маринованные помидоры.
— Дарья, салют! — Глаза веселые, сытые, чувствуется — выпил и закусил, в настроении преотличном. — Ух ты, какая ты у нас сегодня красавица! Свет, давай в темпе, грянет Игорь, а ты в халате. — Прическу жены не заметил.
— Переживет, — небрежно отмахнулась Света, однако же скрылась в спальне.
— Даш, что открывать? Куда что ставить? Полдесятого, а у вас конь не валялся! Вам бы все трепаться…
Женя, как всегда, прав: заболтались, завозились, а в десять гости, и могут прийти раньше, и надо же отдохнуть. Но с Женей все не проблема, переполнен энергией. Мигом вскрыты консервы, раздвинут и сервирован стол. На ходу, между делом Женька врубает джаз, протяжный вопль великолепной Глории Гейнер задает сервировке бешеный темп.
Если искусство и в самом деле призвано выразить время, то джаз — двадцатый век во плоти, во всем его трагическом стремлении к скорости: подхлестывает и без того взвинченные, напряженные нервы, торопит — быстрее, быстрей, еще быстрей… Три Женькиных шага — под истерику Глории, — и он уже в кухне, и вот уже снова здесь, у стола. Даша еле успевает отдавать приказания в коротких оркестровых паузах.
Все. Поставили, убрали, открыли, передвинули, откупорили. Света в зеленом костюме возникла в дверях спальни очень эффектная: светлые волосы короной на голове, прическа молодит и худит. Сели втроем на диван, закурили блаженно.
— Выпьем, девочки, по чуть-чуть? — У Жени жаргон сегодняшней молодежи, в институте своем, что ли, набрался? — Гости гостями, а главное, себя не забыть.
И тут же, будто в ответ, нетерпеливые звонки в дверь — один, другой, третий — Игорь, конечно.
— Сиди, хозяин откроет. Света сжимает Дашину руку.
Странно, Даша волнуется, потому и дернулась открывать, и еще потому, что привыкла все делать сама: звонят, значит, надо открыть. Но почему же она волнуется? Никогда Игорь всерьез не нравился…
— Девочки, на выход! — гремит Женя. — Заморский гость грядет! Позвольте представиться: Евгений, а это жена моя, урожденная Евстигнеева, а также ее подруга, небезызвестная вам Дарья Сергеевна…
Женька в ударе: позади Игоря вежливо улыбается прехорошенькое создание, протягивает тонкую руку. Женька с удовольствием ручку целует.
— Ира…
В передней впятером невообразимо тесно. Света уводит Иру в ванную — подкраситься, поправить прическу, без этого никак нельзя, — Игорь остается один, без поддержки, такой же, как был, только с бородкой. Вручает сумки с бутылками, заливается густой краской — всегда краснел легко.
— Здравствуй, Даша. Ты совсем не изменилась, даже лучше, чем прежде.
— Правда? — смеется Даша. — Ты тоже, Игорь, такой же, как был, только с бородой.
Игорь смущенно теребит жиденькую бородку, начинает вдруг вытирать и вытирать ноги, опускает голову. Женя, возвратившись из кухни, смотрит на него с живым интересом: чего это он?
— Братцы, десять часов, между прочим! Последний-то гость где же?
А гость как раз и звонит: нажал — отпустил, коротко, один раз, как звонят незнакомые.
— Дуйте в комнату, тут не развернешься, — командует Женя, — а я открою.
Даша с Игорем проходят в комнату (ее в этом доме называют большой — все познается в сравнении), садятся рядом на диван и молчат. Из передней — дуэт Жени с невидимым гостем.
— Ты что опаздываешь?
— Искал…
— Я ж объяснил!
— Потому и нашел.